— Я полагал, что оказываю тебе услугу, — заметил Фрэнк, когда Мартин набросился на него в кухне. — Хочешь сандвич?
— Не хочу. — Менее всего он думал в этот момент о еде. — Я желаю знать, кто разболтал все Патриции.
— Не злись! Произошла ошибка, вот и все. — С ловкостью профессионального хирурга Фрэнк нарезал ветчину тончайшими ломтиками. — Счет каким-то образом оказался в числе просроченных.
— Просроченных? Я оставил чек на твоем столе, и ты уверял…
— Верно. — Фрэнк полез в холодильник за горчицей и помидором. — Когда ненаглядный братец обожаемой супруги наконец-то начинает выказывать некоторый интерес к одной юной леди… ну, словом, чего не сделаешь, чтобы направить события в нужное русло…
— Прекрати паясничать и скажи мне четко и ясно, что именно произошло, черт тебя побери! — потребовал Мартин.
— Вряд ли теперь это можно выяснить. Скорее всего, просто недоразумение.
— Не недоразумение, а наваждение! — Мартин рухнул на стул и воззрился на зятя во все глаза. — Похоже, что на меня кто-то очень сильно обижен и сознательно портит мне жизнь.
— Не понял… — Фрэнк отложил в сторону сандвич.
— Буквально днем раньше я стал жертвою еще одного, как ты говоришь, недоразумения.
— В самом деле? — заинтересовался Фрэнк, усаживаясь рядом с Мартином и вгрызаясь в сандвич. — Да, понимаю, — отозвался он, забавляясь от души, когда Мартин пересказал случай с кредитной карточкой. — Сообрази-ка мне что-нибудь выпить, пока я это дело обмозгую. Надо полагать, небезызвестная юная леди фигурирует в обеих историях?
— На что это ты намекаешь? — возмутился молодой человек, открывая банку с кока-колой и ставя ее перед зятем.
— Просто диагностирую симптомы. Потеря аппетита. Резкое раздражение по поводу двух незначительных инцидентов. Расскажи-ка мне в подробностях, что ты чувствуешь? Как насчет мании преследования? Некто ополчился против тебя, верно? А, может быть, тебя не понимают? Не ценят? Игнорируют? Тебе кажется, что юная леди тебя не замечает?
— Мне кажется, что тебе следует самому обратиться к психиатру!
— Я просто пытаюсь помочь тебе разобраться в своих чувствах, — рассмеялся Фрэнк. — Наблюдаю чрезмерную озабоченность незначительным…
Мартин вскочил и бросился вон из кухни.
Молодой человек знал, что злится скорее на себя, нежели на насмешника- зятя. Нетерпеливо расхаживая по гостиной, он пытался понять, почему сущие пустяки, ничего не значащие и легко объяснимые, вызывают в нем такую досаду.
Вдруг он резко остановился: нечто, погребенное в самых глубинах подсознания, всплыло на поверхность. Джун. Блистательная, пылкая, взрывная Джун. Как он ее любил! Как она его мучила! Последний год прошел под знаком ее взбалмошных выходок и яростных обвинений. Она ревновала его к пациенткам. Вспомнились бурные выяснения отношений — скандалы шли за скандалами.
Теперь-то он понимал, что такое Джун: вздорная, упрямая эгоистка. Но в ту пору Мартин был по уши влюблен, а потом тяжело переживал разрыв: Джун оставила его ради богатого судовладельца, который, по ее же словам, "больше думал о ней, нежели о других людях".
История с Джун осталась в прошлом; на протяжении всех этих лет он о ней почти не вспоминал, но теперь задумался: а не она ли научила его осмотрительности? Уж не из-за пережитой ли душевной травмы он опасается идти на сближение с другой женщиной? Может быть, он и в самом деле ищет утешения в "других людях", сосредоточившись на их проблемах и нуждах и забывая о своих собственных?
Мартин направился в свой кабинет, рухнул в кожаное кресло и откинулся назад. Вот Патриция не похожа на других женщин… Она такая естественная, такая милая… Такая доверчивая…
Молодой человек резко выпрямился. А вот ему она не доверяет! Достаточно одного незначительного случая, чтобы девушка усомнилась в его порядочности… ну, по крайней мере, в стабильности его финансового положения. Что она о нем знает? А что ты ей о себе рассказывал? Он заерзал в кресле. Всякую свободную минуту, что удавалось выкроить, он проводил с ней. Они делились друг с другом всем…
Это она делилась всем — своими проблемами, своими мечтами. Ты клещами вытягивал из нее правду, так?
Потому что она тебе дорога. Но свои проблемы и мечты ты с нею не делил
Мартин задумался. Неужели Шарон права, неужели он и впрямь превратился с течением лет в "наблюдателя за людьми, исследователя душ человеческих"? Наблюдает за жизнью со стороны, устранившись от участия в ней? Отгородился от мира стеной, не вмешивается в происходящее?
Он ничего не рассказывал Патриции о себе. Ни о своей работе, книге, жизни. Потому что когда-то любил слишком сильно — и слишком дорогой иеной за это расплатился. Он боится рисковать.
Мартин опустил глаза, разглядывая лежащую на столе рукопись. На первой странице красовалось заглавие: "Жизнь дана для того, чтобы жить: путеводитель к счастью". Сапожник, как говорится, без сапог!
Он горько усмехнулся и потянулся к телефону.
Вечером в кабинет заглянула Шарон.
— Мне бы хотелось поговорить с тобой, милый братец.
— Да? — Мартин откинулся в кресле и положил трубку на рычаг. Дома нет, как обычно. Он звонит ей целый день. Ну что ж, придется опять подстеречь ее в "У. Рэнк". Он поднял глаза на Шарон: молодая женщина уселась на край стола и теперь критически его рассматривала.
— Да, ты и впрямь недурен собою, — изрекла она. На щеках заиграли ямочки, в глазах вспыхнули озорные искорки. — Хотя и недотепа, — добавила сестра, отбрасывая с его лба непокорную прядь. — Ты знаешь, что тебе давно пора подстричься?